Для московского концерта-закрытия маэстро Владимир Федосеев выбрал три шедевра славянской музыки - Концертную увертюру Шимановского, Первый фортепианный концерт Шопена и Пятую симфонию Прокофьева. Казалось, Прокофьев для БСО - беспроигрышный номер: в исполнении музыки советских композиторов коллективу равных нет, тем более если речь об общепризнанном шедевре, хорошо известном и оркестрантам, и публике. Тем не менее ударным заключительным аккордом симфония не стала. Начав ее в державно-помпезном тоне, Прокофьев сумел следом органично перейти к чисто гайдновской легкости. Этот переход не вполне удался оркестру - его игру как будто что-то тормозило и, хотя хронометраж исполнения мало отличался от обычного, музыкантов хотелось растормошить, подтолкнуть, попросить играть чуть быстрее и энергичнее.

Впрочем, без интриги все равно не обошлось. Как правило, третья часть симфонии, Adagio, играет роль передышки между искрометными второй и четвертой, при этом вторая так стремительна и кончается так резко, что слушателю может показаться, будто его заставили перейти на шаг, когда хочется продолжать бег. Намеренно или нет, Федосеев выстроил обратную концепцию. Медленная третья возвышалась горой между двух быстрых частей, словно отобрав у них нерв, напряженность, томительность. Выложившись в Adagio, оркестранты доигрывали симфонию без большого интереса, едва не разойдясь друг с другом. Любопытно, что днем раньше эту же симфонию в Концертном зале имени Чайковского представлял Теодор Курентзис, чью интерпретацию также трудно назвать удачной.

Почему одна из самых известных и часто исполняемых симфоний ХХ века вдруг стала камнем преткновения для двух столь ярких и столь разных дирижеров, вопрос, требующий дальнейшего осмысления. Возможно, весь запас легкости Федосеев и его оркестр отдали в этот вечер Первому концерту Шопена, очень корректно и интеллигентно исполненному молодым пианистом Дмитрием Демяшкиным. Вероятно, лучшим номером программы стала Концертная увертюра - раннее сочинение Шимановского, позволившее оркестру показать всю роскошь его звучания. Шимановский здесь похож не столько на самого себя, сколько на Рихарда Штрауса и его "Жизнь героя".

Илья Овчинников. «Культура». 28.05.2009-03.06.2009

28.05.2009

<< Назад