Владимир Федосеев представил "Детство Христа" Берлиоза
В Большом зале консерватории прозвучало известнейшее произведение Гектора Берлиоза, практически не исполняемое у нас,-- его ораториальная трилогия "Детство Христа". Труд представить редкостную вещь взял на себя маэстро Владимир Федосеев. Наряду с его Большим симфоническим оркестром, камерным хором Владимира Минина и детским хором "Весна" в концерте принимала участие солидная команда франкофонных певцов-солистов. Результат совместной работы этих внушительных исполнительских сил удивил СЕРГЕЯ Ъ-ХОДНЕВА своей неожиданной камерностью.

"Детство Христа" ("L`enfance du Christ") -- произведение, которое стало едва ли не самым большим триумфом Берлиоза и одновременно принесло ему немалое разочарование. Согласно общепринятой легенде (начало которой положено опубликованной перепиской самого композитора), работать над этой ораторией Берлиоз начал с небольшого хора, ставшего украшением второй, центральной части, это номер, изображающий прощание вифлеемских пастухов со Святым семейством. Музыка эта, своей стилизованной наивностью действительно приводящая на ум старинные бержеретты, якобы подала Берлиозу мысль выдать начатое сочинение за произведение забытого композитора XVII века. Так, под чужим именем, отдельные номера будущей оратории и исполнялись поначалу -- и всем нравилось, и все верили в обман. Целиком "Детство Христа" впервые исполнялось уже с указанием авторства Берлиоза, что произвело в тогдашней публике восторженно-удивленную реакцию. Все едва верили, что это тактично-проникновенное произведение действительно написано Берлиозом, имевшим стойкую репутацию бунтаря, гигантомана, любителя бешеных оркестровых бурь и вдобавок сомнительного католика. Сами представьте, насколько воодушевляющей может быть похвала вроде: "Надо же, даже Берлиоз, оказывается, может писать такую прелестную музыку!"

Впрочем, слушая в этот раз "Детство Христа" вживую, было особенно трудно примириться с мыслью о том, что оратория была для Берлиоза всего лишь поводом показать, что он способен писать в не похожей на себя манере, да еще средством поиздеваться над публикой. Слишком уж искренне, живо и мелодично звучала (если оставить за скобками ее действительно крайне деликатную общую окраску) берлиозовская музыка, в которой сакральный сюжет и налагаемые жанром ограничения все равно не смогли сделать неузнаваемой руку автора "Троянцев" и "Осуждения Фауста". Правда, этот почти оперный драматизм почти полностью достался первой части оратории -- "Сну Ирода", где иудейский царь вместо довольно скупого евангельского образа вырисован колоритнейшим и сценичным злодеем из трагедии. Эта партия самым выгодным образом подошла самому, пожалуй, известному из приглашенных солистов -- баритону Жилю Кашмаю. С внешними эффектами певец не перебарщивал, но при его культуре и вкусе неубедительной партия Ирода просто не могла показаться.

В основном же оратория предлагает скорее медитативное созерцание с медитативной неспешностью разворачивающихся событий. Даже не событий, а картин, панно, заботливо выписанных в чувствительном пастельном колорите. Иосиф (Поль Ге) и Мария (Дельфин Эдан) получают указание бежать в Египет, сообщенное хором ангелов (в данном случае детей из хора "Весна", чье пение нежнейше доносилось в зал аж из коридора перед зрительским балконом). Вот они прощаются с пастухами, исполняющими пресловутый хор (все же чуть грубоватая на фоне всеобщей филигранности работа хора Владимира Минина). Вот после трудного странствия приходят в египетский город Саис, где местное греко-римское население грозно отказывается пускать их в дома, зато их радушно принимает семейство измаильтян во главе с умилительно добрым отцом (Никола Куржаль).

Уровень солистов оказался на поверку не вполне однородным; например, меццо Дельфин Эдан, которой была поручена ответственная партия Марии, демонстрировало, к сожалению, далеко не лучшую форму. Зато настоящей драгоценностью звучал свежий тенор молодого певца Яна Берона (Рассказчик): даже в речитативах, которые и составляют 95% его партии, он подкупал тщательностью работы, отличной артикуляцией, бережными интонациями и лучезарным тембром. А в самом конце, в тающей арии с хором, добился, ничего не теряя из оперно-вокальной красоты, совсем уж неземных красок в своем голосе, чем сделал финал оратории в общем вполне адекватным тому, как она была в этот раз исполнена. БСО под управлением Владимира Федосеева во всех трех частях не переставал удивлять не только абсолютной сыгранностью, но и чуткостью, прозрачностью, даже какой-то смиренностью своего звучания, чем, кажется, немало помог столичной публике сполна оценить неважно знакомый ей берлиозовский шедевр.

"Коммерсант"

№ 21. 09.02.2008

Фото репетиции

11.02.2008

<< Назад